Дмитрий Донской   ::   Бородин Сергей Алексеевич

На большой дороге к Дмитрию вышло все население Дубка, рязанского города. Опасались Олегова гнева, не кричали приветствий Дмитрию.

Молча, сняв шапки, стояли на коленях вдоль всей дороги, не кланяясь, не опуская головы. А поперек дороги постелили расшитое полотенце и на нем положили ковригу черного хлеба с золотой солонкой наверху: будто не дубчане, а сама Рязанская земля подносит!

Дмитрий сошел на дорогу, подошел к хлебу, поднял, поцеловал его грубую корку.

– Спасибо тебе, Рязанская земля!

Один из стариков опустил в землю лицо, чтоб утаить слова, рвавшиеся к победителю Орды.

Снова двинулись. Никто из дубчан не шевельнулся, пока проезжали воеводы Дмитрия.

Кирилл везся в обозе: тяжко болела голова. Порой туманилась; что-то шептал в забытьи. Плакал бы, да не умел; жалобился бы, да некому.

Задумывался об Андрейше. Иногда подходил к нему знахарь, оправлял повязку, менял целебные зелья.

– Счастье твое – затягивает. Крови много сошло, оттого и легчает. А не сошла б кровь, помер бы!

– Будто легчает. А все голова туманится.

– Другой бы от такого тумана давно б на том свете был. А ты здоровеешь, сыне.

– А ты не из Рязани ль, дедко?

– Оттоль. Я-то тебя давно признал. Жонку твою, Овдотью, там лечил.

– Не жонка она. И где теперь, не ведаю.

– Слыхать, на Куликовом была. С ордой пришла. А теперь, почитай, свободна. Там, в Орде, сродственников своих нашла, с ними и шла в Мамаевом стане, не отставала.

– А ты отколь же здесь?

– В Климовой дружине пришел.