Страница:
112 из 364
В беззвучии, в радужной тонкой пыли, царило тут богатство, неслыханное и невероятное.
Да полно, Пермь ли Великая это, глухомань, край земли?!
Гаврила был при Ермаке. Он смотрел, не отрывая глаз.
Но не "рухлядь" видел он, не мешки с самоцветами, как в побасках, а вещи такого дивного мастерства, что нельзя было вообразить, как они вышли из человеческих рук.
Витые шандалы со свечами. Поставцы с фигурными ножками. Скляницы, чистые, как слезы, легкие, как птичье перышко. Вот чашка, искусно покрытая финифтью. На ней изображен луг. Трава его пряма, свежа и так зелена, как могла она быть, верно, только на лугах, не тревожимых ничьим дыханием. И видно сиянье над травой. Нежные цветы – колокольцы подымаются ему навстречу. А посреди них, стройней и статней цветочного стебля, – молодец, соболиные брови, шапочка на черных кудрях. Щеки – в золотом пушке, алые по-девичьи губы приоткрыты. Он ждет кого-то. Стоит и поет, ожидая… Отворилась створчатая дверь в горницу. Та, что вошла, была молода и нарядна, как боярышня. Она вошла с открытым лицом. Пышные рукава почти до земли, и, поверх белого покрывала, кокошник, унизанный жемчугом.
Она ступала маленькими шажками, высокие каблучки ее стучали; длинные, в палец, серьги вздрагивали.
– Батька! – шепнул Гаврила. – Ты гляди, гляди…
А она быстро поклонилась гостям – мужикам, и лицо ее под слоем белил и румян вспыхнуло.
Потом за створчатой дверью раздались ее скорые-скорые шаги, будто, выйдя из горницы, она кинулась бегом.
|< Пред. 110 111 112 113 114 След. >|