Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

Что-то мнется Андрей Модестович, ничего не говорит и не уходит.

— Вы что-то хотите сказать?

— Да, — решается тот. — Пройдемте в дом…

Совсем светло. Зеленый бодрый мир. Травы, кусты, деревья — все покрыто росой, все мокрое, свежее, утреннее. Осторожно пробираются по узкой тропинке к дому.

В столовой у Введенского беспорядок. Как всегда.

Что-то он уж очень торжествен.

— Видите ли… Степан Кузьмич запретил вам с кем-либо встречаться. Сказал мне: «Вы за него отвечаете. В крайнем случае возьмите ружье и стреляйте, но сохраните мне мальчика».

Славушка дергается. Его считают ребенком…

— Я дал слово вас уберечь и хочу уберечь. Однако бывают исключительные обстоятельства, и я считаю своим долгом… Вас разыскивает брат. Он обежал все Успенское, всю Семичастную…

Вот в чем дело! Быстров велел никого к нему не допускать, а Введенский хочет сделать исключение для Пети. Очень кстати. Петя и передаст маме, что все в порядке.

— Дело в том, что вашу мать… — Андрей Модестович поправляется: — Веру Васильевну должны сегодня повесить.

— Что-о?!

— После того, как вы… После вашего побега… В штабе поднялся переполох. Уж не знаю, что там произошло, но Веру Васильевну посадили в амбар и объявили: если вы утром не явитесь, вместо вас будет повешена ваша мать. Я считаю своим долгом довести это до вашего сведения. Лично я не сумел бы жить на свете, зная, что мог спасти свою мать и ничего для этого не сделал.