Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

Гражданин Выжлецов, вы были на похоронах Быстрова?

— Не был.

— Как не был? Вас же там видели?

— Я в Корсунское совсем по другому делу прибыл — сбрую купить, не приезжал я на похороны, а тут мужики говорят, Быстрова Степана Кузьмича хоронют, пойдем, поглядим, ну я и пошел.

— А на обратном пути просили Ознобишина подвезти вас?

— Просил.

— Дорогой вы и рассказали ему, как произошло убийство.

— Ни в жисть.

— Что ни в жисть?

— Не рассказывал.

— А что рассказывали?

— Ничего не рассказывал.

— Так всю дорогу и молчали?

— Зачем молчать, обсуждали.

— Что обсуждали.

— Ну, про налог, какое теперь облегчение крестьянам вышло.

— Товарищ Ознобишин, а вы что скажете?

— Он мне дорогой подробно рассказал, как произошло убийство Быстрова.

— Ни в жисть.

— Да как же вы… Вы подробно рассказывали. Врете вы сейчас!

— Неужто я уж такой дурной, чтоб на самого себя наговаривать?

— Значит, не признаетесь?

На глазах Выжлецова выступают слезы.

— Гражданин… Гражданин начальник! Ладно, позвольте мне признаться…

— Да я же того и добиваюсь!

— Не хотелось обижать товарища Ознобишина, но, если настаивают, я скажу, как все было.

Семин приготовился записывать.

— Пьяненькие они были.

— Кто?

Кивок в сторону Славы.

— Выпимши были после похорон, всю дорогу плакали, убили, говорят, убили они его…

— Кто они?

— А это уж вы товарища Ознобишина спросите.