Двадцатые годы   ::   Овалов Лев Сергеевич

— Значит, не сознаетесь в убийстве?

— Да я рад бы, но ежли не убивал…

Семин повысил голос:

— Егорушкин!

Тот тут как тут.

— Увести.

Выжлецов остановился в дверях.

— Когда отпустите, гражданин начальник?

Дверь за Егорушкиным и Выжлецовым закрылась.

Семин побарабанил пальцами по столу, вздохнул и сразу подобрел:

— Убедился?

— Но он же мне рассказывал!

— А он утверждает, что не рассказывал. Да еще контробвинение тебе предъявил. Хорошо, я знаю, что ты не пьешь.

— Но как же быть?

— Искать, выяснять, проверять. Не так-то все просто, Ознобишин, как тебе кажется. Может, он тебя разыграл, а может, и правду сказал. Обнаглел от радости, что Быстрова похоронили, и решил растоптать в тебе душу. Обрез у него нашли. Допросим его дружков, может, кто и расколется. Тут, брат, посерьезней дела могут открыться, чем это убийство.

Слава ушел от Семина подавленным. Действительно, не так-то все просто, и даже не только не просто, а очень даже сложно. Нет, не хотел, бы он быть на месте Василия Тихоновича Семина!



39



Так, ни шатко ни валко, наступил срок очередной уездной конференции, полтора года без малого проработал нынешний состав укомола.