JК
Двадцатые годы :: Овалов Лев Сергеевич
Страница: 943 из 963 — Не то провалишься…
Славе становилось скучно, он сам отодвигался от Маруси — она будет поить его молоком и заставлять учиться.
Становилось прохладно, они снова прижимались друг к другу, на мгновение тьма становилась непроницаемой, и вдруг черное небо делалось серым, по воде ползли беловатые клочья тумана, начинала посвистывать невидимая птица, и Маруся серьезно говорила:
— Пора, скоро корову выгонять, а ты поспи и садись заниматься, на дворе август…
Маруся повторяла Веру Васильевну.
Слава шел домой, сперва вдоль Озерны, потом поверху, — туман рассеивался, все в природе обретало истинный цвет, голубело небо, зеленела трава, сияла киноварью крыша волисполкома.
Вот и почта, временный его дом, дверь в контору заперта двумя болтами, не выломать никому, почтмейстерша блюдет порядок, зато оконные рамы распахнуты, залезай и забирай хоть всю корреспонденцию.
Слава влез в окно и тихо прошел на жилую половину.
В комнате тишина. Петя посапывал на коечке у стены, пришел на ночь домой, и мама тоже как будто спала.
Слава осторожно сел за стол, спать не хотелось, придвинул учебники — надо наверстывать время, потраченное на прогулки при луне, — эх вы, синусы-косинусы…
Но мама, оказывается, не спала.
— Выпей молока, — вполголоса сказала Вера Васильевна. — Поспи и берись за учебники.
«О, господи…» — мысленно простонал Слава.
— Хорошо, — ответил он матери. — Я не хочу молока, я не хочу спать, ты же видишь, я занимаюсь.
Славе становилось скучно, он сам отодвигался от Маруси — она будет поить его молоком и заставлять учиться.
Становилось прохладно, они снова прижимались друг к другу, на мгновение тьма становилась непроницаемой, и вдруг черное небо делалось серым, по воде ползли беловатые клочья тумана, начинала посвистывать невидимая птица, и Маруся серьезно говорила:
— Пора, скоро корову выгонять, а ты поспи и садись заниматься, на дворе август…
Маруся повторяла Веру Васильевну.
Слава шел домой, сперва вдоль Озерны, потом поверху, — туман рассеивался, все в природе обретало истинный цвет, голубело небо, зеленела трава, сияла киноварью крыша волисполкома.
Вот и почта, временный его дом, дверь в контору заперта двумя болтами, не выломать никому, почтмейстерша блюдет порядок, зато оконные рамы распахнуты, залезай и забирай хоть всю корреспонденцию.
Слава влез в окно и тихо прошел на жилую половину.
В комнате тишина. Петя посапывал на коечке у стены, пришел на ночь домой, и мама тоже как будто спала.
Слава осторожно сел за стол, спать не хотелось, придвинул учебники — надо наверстывать время, потраченное на прогулки при луне, — эх вы, синусы-косинусы…
Но мама, оказывается, не спала.
— Выпей молока, — вполголоса сказала Вера Васильевна. — Поспи и берись за учебники.
«О, господи…» — мысленно простонал Слава.
— Хорошо, — ответил он матери. — Я не хочу молока, я не хочу спать, ты же видишь, я занимаюсь.