Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

Анфиса Петровна сколько раз поминала: где у нас мужика-то главного нету?

Чиркнув кресалом по кремню,Михаил выбил искру, помахал задымившейся суконкой, чтобы та разгорелась лучше. Затягиваясь, скосил на мать карий улыбающийся глаз:

- Ну, как тут у вас победы праздновали? Шумно было?

- Было. Всего было. И шуму было, и слез было, и радости. Кто скачет, кто плачет, кто обнимается... - Анна хлюпнула носом, но, заметив, как на обветренных коричневых щеках сына заходили желваки, поспешно смахнула слезу рукой. - У правленья улица народу не подымала. Речи говорили, с флагами по деревне ходили. Потом на заем стали подписываться. Я без памяти-то на триста рублей подписалась.

- Я тоже маханул, - сказал Михаил. - На полторы тысячи.

- Ну вот. И Лизка, глупая, пятьдесят рублей выкинула. Ей-то бы уж совсем незачем. Не много зарабатывает. Галстук красный вывесила на дом, и ладно...

- Пущай, - миролюбиво сказал Михаил. - Такой день...

- Да ведь деньги-то не щепа - на улице не валяются. А тут на днях налог принесли.

- Налог? - Михаил озадаченно посмотрел на мать. До сих пор налоги обходили их стороной.

- На тебя выписан.

Михаил затянулся, шумно выпустил дым:

- Не забыли. Мне когда восемнадцать-то? Через две недели?

- То-то и оно. Я уж говорила Анфисе Петровне. "По закону, говорит. До первой платы, говорит, в годах будет".

Обжигая губы, Михаил докурил цигарку, размял на ладони притушенный окурок, остатки махорки ссыпал в железную баночку.

- Ничего. Как-нибудь выкрутимся. В постоянный кадр, на лесопункт, думаю проситься.