Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

Старшего, кажется, звали Ганькой, а у младшего - это он хорошо помнит - было прозвище Тяпа. Ребятишки бедному Тяпе из-за того, что у него была большая белая голова да кривые, как ухваты, ноги, не давали житья, И Михаил тоже травил его: "Тяпа, Тяпа, не упади!.."

А Тяпа не отвечал. Тяпа, казалось, не замечал этих обидных выкриков. И все катился да катился себе мимо, как колобок. И, как колобок, улыбался своей светлой, кроткой улыбкой.

- Нету, ни которого нету в живых. Оба убиты - и Гаврило, и Алексей, вздохнул Евсей. - И у тебя родитель, сказывают, остался там?

- Остался.

- О, господи, господи! Сколько народушку побито. Весь цвет в войне выгорел. А семья-то у вас большая?

- Шестеро, кроме меня.

- Ох, Михайлушко, Михайлушко! Ну дак тебе досталось. Взвалила война на твои плечи ношу...

Михаил встал.

- Я насчет бревен зашел сказать. Это я увез их с твоей избы.

Евсей махнул рукой:

- Что ты, бог с тобой, Иванович. Не ты начал рушить мое строенье, не ты кончил. Сеструха * Марфа Павловна пригрела меня, и слава богу.

* Сеструха - двоюродная сестра.

- В общем, так, - сказал Михаил. - Мне чужого не надо. Нарублю и отдам.

- Нету чужих, Михайлушко. Все люди родня. А мы с тобой еще родники по крови. Не слыхал? Так, так. Спроси у старых людей Старые-то люди помнят. Мой-то отец да матерь твоего отца - бабушка тебе - троюродными братом да сестрой доводились. Отец у тебя помнил. Бывало, выпьет, дядей назовет. Ничего, шибкой был, а худого слова не скажу. Обходительный со мной был...