Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

- Алё? - подал голос Михаил, входя в сенцы. - Есть жар?

- Есть, наверно. Мне с этим жаром-паром не на луну лететь, - замысловато ответил из бани Егорша.

В бане из-за веника в оконце было темновато, и Егорша, растянувшийся на полку, напомнил березовый кряжик. Михаил против него был мужик. Кожей смуглый - в материн род, а всем остальным - и костью, и силой - в отца.

Горбясь под низким черным потолком, он дотронулся пальцем до каменки хорошо накалена! - и зашуршал березовым веником.

Егорша панически приподнялся на полку:

- Ты что - опять будешь устраивать Африку?

- Да, надо немножко кровь разогнать. У меня что-то ухо правое ломит надуло, наверно, на реке.

- Ну, тут наши пути-дороги расходятся, - сказал Егорша.

- А ты знаешь, кого я сейчас видел?

- Кого? - спросил Егорша, слезая с полка.

- - Попа!

- - Какой это, к хрену, поп! Дурак старый - вот кто.

- Да ты знаешь, о ком я?

- Знаю, - невозмутимо ответил Егорша.

Оказывается, Егорша еще раньше его, Михаила, видел Евсея Мошкина, ибо по дороге домой от реки он завернул в правление - узнать, как и что тут делается, в Пекашине, - и нос к носу столкнулся с этим так называемым попом.

- Почему с так называемым? - запальчиво возразил Михаил. - Я еще ребенком был, помню, его попом называли.

- По глупости.

- А за что же тогда его пятнадцать лет катали в лагерях, ежели он не поп?

- Потому что осел на двух копытах.