Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

- Дачто - я хуже их, навозников? - возмутился Егорша.

- Эти навозники-то, смотри-ко, - семью подняли. Что ты против того же Михаила?

- Михаил, Михаил... Ты мне плешь переел этим Михаилом. Подумаешь, хитрость всю жизнь в навозе копаться.

- Не хвали себя. Пущай люди хвалят.

- А что - не хвалят меня? В газетах не про каждого пишут. Лизка тебя устраивает?

- Чего попусту говорить.

- Нет, я спрашиваю: Лизка тебя устраивает?

- Такая девка!.. Локтем бы перекреститься можно...

- Ну и все, - сказал Егорша. - Завтра будешь локтем креститься. А теперь давай спать.

5

Егорша мог не глядеть на часы. Он и так знал, который час, потому что есть на земле такая пакость - осенние мухи. А осенние мухи начинают лютовать ровно в десять часов, в ту самую пору, когда в их боковую избу вкатывается солнышко.

Голова у него побаливала. Вчера он определенно перебрал. Сто пятьдесят "сплавных" за обедом, четушка с Осей-агентом, затем "пенсионная" бутылка с довесом у Петра Житова, потом они еще с Анной Яковлевой, чтобы не замерзнуть на повети, раздавили маленькую, - сколько это будет?

Потягиваясь и зевая, Егорша прошел в задоски, хватил кружку холодянки, закурил.

Дед постукивал в сарае - тесал березовый полоз. Много теперь у него дела. Евсей на казенных хлебах, Трофима Лобанова нет - один на весь колхоз сановик. Настойчиво, как дятел, долбит березину, и топор, видать, наточен - в полтопора играет жало, а не та, не та сила у старика.