Две зимы и три лета (Пряслины - 2)   ::   Абрамов Федор Александрович

Он терпеть не мог, когда Егорша начинал всякую пакость рассказывать про баб и девок, а разве он сам поступил лучше? Чем виновата Раечка? Прибежала к нему по первому слову - радостная, сияющая, на все готова. А он начал куражиться. Он начал показывать Егорше свою власть над девкой. Вот, мол, какой я, грязный, небритый, нечесаный, прямо с поля, древесина пекашинская, как ты говоришь, а давай потягаемся - чья возьмет?

Ну погоди, подумал Михаил о Егорше. Когда-нибудь я тебе за все выдам. Действительно, ежели бы Егорша не завел его, с чего бы он начал куражиться над девкой?

Егорши дома не было. Отпускник. Самая рабочая пора у него по вечерам да по ночам. А днем его работа - ружьишко. Бродит в первых соснах за деревней да лупит в кого попало. Михаил частенько слышит его выстрелы.

- Ежели к дому не поздно пригребется, пущай ко мне зайдет, - сказал он Степану Андреяновичу.

- Так или дело какое?

- Дело... Бока ему наломать надо? С пьяных глаз зашел к нам - Лизавету за него отдайте.

- Чего? Лизавету сватал?

- Говорю, окосел с перепоя.

Степан Андреянович долго молчал, и вдруг слеза блеснула у него в правом глазу, задрожал подбородок.

- А что, Миша, - начал он издалека, - может, это и неплохо?

- Неплохо? Да Лизка еще ребенок!

- Ну пошто ребенок? Раньше, бывало, и моложе выдавали.

- Чего зря бочку перекатывать. Чтобы я да за такого кобелину сестру свою отдал... Никогда! Так и скажи ему. А то повадки его я знаю. Разрисует. Наплетет такого, чего и в помине не было.