Единственная   ::   Трифонов Юрий

Разве можно подумать, что эта холеная красавица родила в Норильскев чуме близнецов, они умерли. Она пробыла всю экспедицию..."

Расцеловались, Женя осталась на перроне, а Павел вошел с нею в купе:

- Едешь одна. Все правильно. Да, чуть не забыл. Это тебе лекарство от страха, - он опустил в карман ее пальто что-то тяжелое.

- Что это?

- Вальтер. Почти игрушечный - шесть на тридцать пять. Нет, нет, сейчас не смотри.

- Зачем он мне?

- Ну ведь у всех есть, пусть и у тебя будет.

- Тебе уже тридцать шесть, а ты так и остался мальчишкой, который был счастлив оттого, что его отправляют на фронт, где можно пострелять.

- Это я перед тобой и Нюрой красовался, а вообще-то мне было не по себе. Ладно. Береги себя сестренка, такая как ты у меня - единственная.

Женя дала ей в дорогу невозвращенца Дмитриевского "О Сталине и Ленине" и рукописные списки запрещенного Есенина. Дмитриевского читать было скучно: в восхвалении Иосифа просвечивали страх и расчет.

И меня по ветряному свею

По тому ль песку

Поведут с веревкою на шее

Полюбить тоску.

На этих строчках она остановилась и стала смотреть в окно. Забытое чувство тоски подползало к сердцу, краски мира линяли, и она уже без прежнего интереса разглядывала аккуратные домики, сады, поля со скирдами. "Тоску надо полюбить, тоску надо полюбить", - стали выстукивать колеса.

"Но ведь полюбить ее можно только с веревкою на шее. Как страшно он предугадал свою смерть. Что такое свей? Наверное, что-то связанное с песком".