Единственная   ::   Трифонов Юрий

Вернулась из оперы и рассказала и даже, наверное, спела, а она только и знает: "Уроки выучил, зубы почистил?" Иосиф же вообще им и не занимается.

Вот и теперь. Какой смысл торчать в Сочи до конца октября? Делает коронки на зубы. За месяц все можно закончить, а дальше что? Какой-то хитрый умысел в этом сидении есть. Пишет письма на листочках из блокнота синим карандашом. Почему-то этот карандаш раздражает и то, что некоторые послания сочинялись "под парами". По почерку видно и по интонации. Иногда совсем несуразное: "Ты что-то в последнее время начинаешь меня хвалить. Что это значит? Хорошо или плохо?" или "Живу неплохо. Ожидаю лучшего".

Какой пронизывающий холод, он добирается до сердца, до души. В той нищей комнате счастья больше, чем в ее кремлевских хоромах. Странная ситуация: Руфина не знает, кто она. Товарищи не посвятили ее: уверены, что знает и поэтому подлизывается. А она не знает. Пока. Ждать, когда скажут, или сказать самой? Но как?

Она сидела, нахохлившись в дребезжащем промерзшем автобусе. Окна в инее, надышала кружочек, как раз во время - перекопанный, перегороженный заборами Охотный ряд. Надо выходить.

Все разрешилось само собой. Неделю просидела дома после операции гланд и аденоидов. Без наркоза. Профессор Свержевский был потрясен, когда она попросила не делать наркоз. После Мариенбадских сеансов боялась не контролировать себя. Боль была адская, но вытерпела, конечно, и заслужила одобрение Свержевского: "Без наркоза эта операция проходит для больного и для хирурга надежнее. Так что вы были правы, мужественно решив пройти испытание болью".