JК
Голубь в Сантьяго :: Евтушенко Евгений Александрович
Страница: 23 из 44Жестокой правды страх - он сам жесток.
8 А между тем в художественной школе, где он учился, в нем происходила подобная раздвоенность души. Его маэстро первый был старик с богемным обаяньем забулдыги, который на занятья приходил всегда вдвоем с коньячной плоской
флягой. Преподавал маэстро классицизм своих суровых взглядов на искусство, таких же неизменных, словно марка торчащего в кармане коньяка. Старик был тощ немыслимо, поскольку с презреньем относился он к закуске, и так шутил: "У всех телосложенье, и теловычитанье - у меня". Прожженный сразу в нескольких местах, его пиджак был в пепле, как Помпея, а воротник был перхотью обсыпан, но в живописи все-таки маэстро невероятный был аккуратист. Малейшая попытка взрыва формы в нем вызывала едкую усмешку. Искусство для него кончалось где-то, где начинался наш двадцатый век. Он восклицал: "Вам хочется прогресса? Тогда займитесь техникой, наукой, политикой, но только не искусством. В искусстве нет прогресса и не будет. Вы говорите, что прогресс - Пикассо, ну а Эль Греко - это что, регресс?!" Сгонял он со студентов семь потов и заставлял срисовывать часами то помидор, в кармане принесенный, со вмятинами - видимо, от фляги, и с крошками табачными на нем, то зябнущих, зевающих натурщиц, кокетливо просящих разрешенья на пять минут для скромного "пи-пи". Любил Энрике первого маэстро за справедливость жесткой дисциплины.
8 А между тем в художественной школе, где он учился, в нем происходила подобная раздвоенность души. Его маэстро первый был старик с богемным обаяньем забулдыги, который на занятья приходил всегда вдвоем с коньячной плоской
флягой. Преподавал маэстро классицизм своих суровых взглядов на искусство, таких же неизменных, словно марка торчащего в кармане коньяка. Старик был тощ немыслимо, поскольку с презреньем относился он к закуске, и так шутил: "У всех телосложенье, и теловычитанье - у меня". Прожженный сразу в нескольких местах, его пиджак был в пепле, как Помпея, а воротник был перхотью обсыпан, но в живописи все-таки маэстро невероятный был аккуратист. Малейшая попытка взрыва формы в нем вызывала едкую усмешку. Искусство для него кончалось где-то, где начинался наш двадцатый век. Он восклицал: "Вам хочется прогресса? Тогда займитесь техникой, наукой, политикой, но только не искусством. В искусстве нет прогресса и не будет. Вы говорите, что прогресс - Пикассо, ну а Эль Греко - это что, регресс?!" Сгонял он со студентов семь потов и заставлял срисовывать часами то помидор, в кармане принесенный, со вмятинами - видимо, от фляги, и с крошками табачными на нем, то зябнущих, зевающих натурщиц, кокетливо просящих разрешенья на пять минут для скромного "пи-пи". Любил Энрике первого маэстро за справедливость жесткой дисциплины.