Горячий снег   ::   Бондарев Ю В

- Он ведь курить стал, ты не знаешь? - Значит, куришь, Виктор? - спросил Бессонов, неприятно удивленный внутренне, но пододвинул на тумбочкепапиросы и спички соседа-генерала. Вот тут возьми... - Мне восемнадцать, отец. В училище все курили. Я не могу быть белой вороной. - И пьешь, видимо? Уже попробовал? Ну, откровенно, ты ведь младший лейтенант, самостоятельный человек. - Да, пробовал... Нет, не надо, у меня свои. "Пушки". Можно? Тебе ничего? - быстро сказал сын и, краснея, подул в папиросу; спичку зажег по-особенному, по-фронтовому, в ладонях, как научился, должно быть, у кого-то в училище. - Представляю, - заговорил он живо, чтобы скрыть смущение, - что было бы, если бы ты раньше узнал. Выпорол бы? Сын курил неумело, выпуская дым вниз, под койку, точно курил в казарме училища, опасаясь появления дежурного командира. Бессонов и жена переглядывались молча. - Нет, - глухо ответил Бессонов. - После того случая никогда. Ты разве считаешь меня... суровым отцом? - А все-таки правильно тогда сделал, - сказал сын. - Надо было выпороть. Вот дурак был! Он, смеясь, говорил это, вспомнив то, что теперь особенно мучило Бессонова, - причиненная когда-то сыну физическая боль. - Милые мои мужчины... Теперь у меня двое взрослых мужчин! - тихонько воскликнула мать и сжала пальцами на одеяле кисть Бессонова. - Петя, происходит странное, будто без твоего участия. Виктор уезжает на Волховский, в неизвестную армию... Неужели ты не можешь ничего сделать, взять его к себе... в какую-нибудь свою дивизию? Хоть был бы на глазах. Ты понимаешь? Он все понимал, больше, чем она, знал мотыльково-короткие судьбы командиров стрелковых взводов и рот.