JК
Город Анатоль :: Келлерман Бернгард
Страница: 425 из 541 — Я его живо отучу!
Но что такое с Гершуном? Он остановился, постоял, словно что-то мучительно припоминая, потом вдруг как-то обмяк и плюхнулся в большую лужу, — в этот день была оттепель. Обе соседки захохотали как бесноватые.
— Я ж говорила, — он здорово нагрузился, — сказала тощая старуха.
— Пьян в стельку! — злорадно поддержала ее зобастая и заржала, как кобыла.
Матушка Гершун приняла еще более воинственную позу. Она вся побагровела, и глаза ее стали колючими, как иголки.
— Ну пусть он придет домой! — только и сказала она. Гершун стал на четвереньки, затем поднялся и, спотыкаясь и распевая какую-то песню, побрел дальше. Вид у него, действительно, был очень смешной, и обе соседки опять засмеялись.
— Когда они налижутся, они всегда поют. Мой старик, когда пьян, тоже начинает горланить. А Стефан-то, Стефан! Посмотрите-ка на него!
— Я ему отобью охоту петь! — прошипела матушка Гершун вне себя. Насмешки и хохот соседок всё больше бесили ее.
А Стефан приложил руку ко рту и начал трубить. Но, подняв воображаемую трубу, он опять потерял равновесие. Теперь он никак не мог двинуться вперед, а только пятился, пока не наткнулся на толстый тополь. Обе женщины корчились от смеха: Стефан никак не мог оторваться от дерева. Он точно приклеился к огромному тополю, так, что казалось, будто он несет его на спине.
Но тут у матушки Гершун лопнуло терпение. Она подбежала к Стефану и схватила его за шиворот. Она зубами скрежетала от бешенства.
Но что такое с Гершуном? Он остановился, постоял, словно что-то мучительно припоминая, потом вдруг как-то обмяк и плюхнулся в большую лужу, — в этот день была оттепель. Обе соседки захохотали как бесноватые.
— Я ж говорила, — он здорово нагрузился, — сказала тощая старуха.
— Пьян в стельку! — злорадно поддержала ее зобастая и заржала, как кобыла.
Матушка Гершун приняла еще более воинственную позу. Она вся побагровела, и глаза ее стали колючими, как иголки.
— Ну пусть он придет домой! — только и сказала она. Гершун стал на четвереньки, затем поднялся и, спотыкаясь и распевая какую-то песню, побрел дальше. Вид у него, действительно, был очень смешной, и обе соседки опять засмеялись.
— Когда они налижутся, они всегда поют. Мой старик, когда пьян, тоже начинает горланить. А Стефан-то, Стефан! Посмотрите-ка на него!
— Я ему отобью охоту петь! — прошипела матушка Гершун вне себя. Насмешки и хохот соседок всё больше бесили ее.
А Стефан приложил руку ко рту и начал трубить. Но, подняв воображаемую трубу, он опять потерял равновесие. Теперь он никак не мог двинуться вперед, а только пятился, пока не наткнулся на толстый тополь. Обе женщины корчились от смеха: Стефан никак не мог оторваться от дерева. Он точно приклеился к огромному тополю, так, что казалось, будто он несет его на спине.
Но тут у матушки Гершун лопнуло терпение. Она подбежала к Стефану и схватила его за шиворот. Она зубами скрежетала от бешенства.