Городок Окуров   ::   Горький Максим

Хорошо!

Он быстро начал шагать посредине моста, доскихлюпали под ногами, и вдруг остановился, думая:

"А если он в воду упал?"

Подошёл к перилам, заглянул в чёрную, блестящую полосу под ногами, покачал головой.

- У-у!

И, махнув рукою, запел:

Мырамы-орное твоё личико

И - ах, да поцелуем я ль ожгу...

- Ушёл, кривой! Пренебрегаешь? - ворчал он, прерывая песню.

Эх, и без тебя я, моя милая,

Вовсе жить на свете - нет, не могу!

В памяти Бурмистрова мигали жадные глаза горожан, все они смотрели на него снизу вверх, и было в них что-то подобное огонькам восковых свеч в церкви пред образом. Играло в груди человека долгожданное чувство, опьяняя, усиливало тоскливую жажду суеты, шума, движения людей...

Он шлёпал ногами по холодному песку и хотя почти совсем отрезвел, но кричал, махал руками и, нарочно распуская мускулы, качался под ветром из стороны в сторону, как гибкий прут.

Кое-где в окнах слободы ещё горел огонь. "Фелицатин раишко" возвышался над хижинами слобожан тёмной кучей, точно стог сена над кочковатым полем. И во тьму не проникало из окон дома ни одной полоски света.

"Пойду к ней, к милой Глаше, другу! - решил Бурмистров, вдруг согретый изнутри. - Расскажу ей всё. Кто, кроме неё, меня любит? Кривая собака убежала..."

Он безнадёжно махнул рукой и, глядя на воеводинский дом, соображал:

"Никого нет. Попрятались все".

Когда Вавила подошёл к воротам, встречу ему, как всегда, поднялся Четыхер, но сегодня он встал против калитки и загородил её.