JК
Избранное в 2-х томах (Том 1, Повести и рассказы) :: Друцэ Ион
Страница: 666 из 715Если все эпиграфы собрать вместе, то читатель сможет легко, одним махом, через них перескочить, а если они будут разбросаны, то, глядишь, за какой-нибудь из них и зацепится...
Александра Львовна взяла у него корректуру и, смеясь, сказала:
- Ну уж по твоему аккуратному виду никак не скажешь, что ты пропускаешь эпиграфы...
И вышла, и опять тихо шелестит бумага на веранде, но зингеровская машина по-прежнему не хочет шить - запутываются нитки в челноке, ломаются иголки, слезы капают и капают на новый атласный материал. И опять рыдания, опять в этом гуле обиды чудится Софье Андреевне, что ее жалеют, что ее зовут, и она опять спускается по лестнице и выходит на веранду.
- Левочка, ты меня звал?
И опять сухое, жестокое, краткое:
- Нет.
- Странно. Второй раз я отчетливо слышу, что ты меня зовешь.
Она была на таком нервном пределе, что ее становилось жалко, но Толстой в тот день подписал завещание, он не мог жалеть ее.
- Тебе показалось, Сонечка. Вот свидетели, они подтвердят, что я тебя не звал.
- Ну хорошо, извините.
Ушла, но после ее ухода снова воцарилось тяжелое молчание. Шуршит бумага, и опять тихо. Молодой Булгаков делает еще одну попытку вернуть старику хорошее настроение:
- Лев Николаевич! Прелюбопытное письмо! Просят помочь открыть школу, которая работала бы по той же методике, по которой работала школа Ясной Поляны.
Лев Николаевич спросил с подозрением:
- Женщина пишет?
- Фамилия среднего рода, но почерк, мне кажется, женский.
Александра Львовна взяла у него корректуру и, смеясь, сказала:
- Ну уж по твоему аккуратному виду никак не скажешь, что ты пропускаешь эпиграфы...
И вышла, и опять тихо шелестит бумага на веранде, но зингеровская машина по-прежнему не хочет шить - запутываются нитки в челноке, ломаются иголки, слезы капают и капают на новый атласный материал. И опять рыдания, опять в этом гуле обиды чудится Софье Андреевне, что ее жалеют, что ее зовут, и она опять спускается по лестнице и выходит на веранду.
- Левочка, ты меня звал?
И опять сухое, жестокое, краткое:
- Нет.
- Странно. Второй раз я отчетливо слышу, что ты меня зовешь.
Она была на таком нервном пределе, что ее становилось жалко, но Толстой в тот день подписал завещание, он не мог жалеть ее.
- Тебе показалось, Сонечка. Вот свидетели, они подтвердят, что я тебя не звал.
- Ну хорошо, извините.
Ушла, но после ее ухода снова воцарилось тяжелое молчание. Шуршит бумага, и опять тихо. Молодой Булгаков делает еще одну попытку вернуть старику хорошее настроение:
- Лев Николаевич! Прелюбопытное письмо! Просят помочь открыть школу, которая работала бы по той же методике, по которой работала школа Ясной Поляны.
Лев Николаевич спросил с подозрением:
- Женщина пишет?
- Фамилия среднего рода, но почерк, мне кажется, женский.