Я был на этой войне (Чечня-95)   ::   Миронов Вячеслав

Кавказский офицер мог саркастически относиться к конкретным приказам, идущим из Петербурга, где весьма туманно представляли себе кавказскую реальность. Но выполнение своего долга перед империей и императором было для него чем-то абсолютно непререкаемым. Да простится мне невольный каламбур — это был нравственный императив.

Участник той Кавказской войны — генерал ли, офицер ли, солдат ли, — не задавался гамлетовским вопросом о смысле войны. Он был послан расширять пределы империи и отстаивать интересы этой империи. И этого было достаточно. Для кавказских «коренных» полков Кавказ был домом. Люди проводили там десятилетия, а иногда и всю жизнь. «Кавказцы», по утверждению одного из них, составляли «особую партию или союз, но это союз в лучшем смысле слова, союз уважаемый и благотворный, так как основанием его является глубокое знание края и любовь к нему все того же края.» Разумеется, это точка зрения русского офицера, которую вряд ли бы разделили наибы Шамиля. Но как отличается она от позиции капитана Миронова и его товарищей.

Я пишу это вовсе не в укор автору «исповеди» и его соратникам. Они — жертвы нашей безжалостной истории. Они — солдаты, выполняющие страшной ценой свой долг, но потерявшие ориентиры — в чем смысл их подвигов, их мучений, их жертвенности, их жестокости к противнику?

Комендант Белгородской крепости капитан Миронов два с лишним века назад бестрепетно пошел на казнь, но не изменил присяге, которая не подлежала ни анализу, ни сомнению, ни обсуждению. Это была данность. Не в том дело — хорошо это или плохо. Так было.