Я отворил пред тобою дверь   ::   Юденич Марина

Тогда же и столь же удивительным образом к нему попали три старинные гравюры Глубокий, древний скорее старец, настоящий арбатский букинист, ( таких уж нет ныне, на смену им пришли, увы, как и в молодости, ловкие и лживые, но благообразно состарившиеся фарцовщики ), в пыльной лавчонке которого он проводил много времени, выискивая манускрипты интересующей его эпохи, позвонил ему поздно вечером и старческим своим, глуховатым голосом, слегка гнусавя, настойчиво просил приехать незамедлительно Заинтригованный, он помчался на такси, благо с Чистых прудов, на которых он тогда жил до арбатских переулков было рукой подать Старик разложил перед ним три пожелтевших, хрупких от времени листа Содержание оттиснутых на них картин с трудом можно было разобрать в свете тусклой лампы под тяжелым бронзовым абажуром — рисунок был исполнен линиями чрезвычайно тонкими, близко расположенными друг к другу, плотно покрывающими пространство бумаги.

Особенно это казалось тех фрагментов, где художник изображал толпу — головы, руки, ноги, туловища людей и коней переплелись в ней так тесно и причудливо, что сразу невозможно было определить, что и кому здесь принадлежит — все представлялось странным клубком чрезвычайно тонкого кружева Впрочем сюжет все же был ясен сразу: триптих являл взору картину средневековой казни — на первом картоне — повозка с распластавшимся на ней телом жертвы двигалась по узкой, запруженной толпой улочке, очевидно, направляясь к месту казни Вторая картина изображала саму казнь — средневековую площадь с неизменным готическим собором, в центре которой на костре пылало тело жертвы.