Ягодные места   ::   Евтушенко Евгений Александрович

Красота ишо никогда не была товаром, а людям себя отдавала даром. И как Россия тогда без берез? Это все равно чо без колхозников колхоз.

За березу неожиданно заступился бурят, хотя и не в рифму:

— Кедр березу любит, шибко любит. Без березы кедра не станет…

Ситечкину стало скучновато, и он перевел разговор на другую тему:

— А ты, дед, в колхозе или уже на пенсии?

— Мой колхоз — сибирский мороз… А сам я февраль — бродяга и враль, — непонятно ответил старик, еще глубже надвигая кепку на нос.

— Как это понять — февраль? — спросил Ситечкин.

— А это тако сибирско словечко — обозначат бродячего человечка. В Февральскую революцию, говорят, всех бродяг повыпускали подряд. Они не окоренились нигде, от села к селу побрели, потому чалдоны и назвали их: «феврали». Я, может, сейчас последний февраль, перепортивший в юности мно-о-гих краль…

Бурят засмеялся, погрозил старику пальцем:

— Ой, не верю! Ой, не верю!

— Хошь верь, хошь не верь, а мне и сейчас по ночам кой-каку открывают дверь. Стариковский единственный раз — он тягучий, потому и сладок для баб, хотя и не могучий. А вообще-то бабья постель как пухова трясина — для февраля настоящего невыносима. Одна баба меня на себе почти уженила и этим сама себе смерть учинила.

— Что вы имеете в виду? — натянуто улыбаясь, спросил Ситечкин.