Язык, который ненавидит   ::   Снегов Сеpгей Александpович

У них, по всему, были свои зловещие счеты - я даже догадывался, какие.

Пожилой арестант, не раскрывая глаз, сказал:

- Молодой человек, сколько вам дали? Десять, с последующим поражением в правах?

- Да, десять с поражением, - сказал я.

- Не предупреждали, когда на этап?

- Не предупреждали.

- Да, сейчас не предупреждают - берут и выводят. Берегут слова, слова стали дороги, а дела подешевели, делами не экономят. Давно, давно предвидели: слово станет плотью. Только думали, что слово, воплощенное, явится благодатью и истиной, а оно обернулось хвостатым страхом, двурогим ужасом, багровым призраком гибели...

- Не понимаю вас, - сказал я. Мне казалось, что новый арестант не в своем уме.

Он поднял голову, резко повернулся ко мне, распахнул веки. Я и вообразить не мог, что так бывает: на морщинистом, старчески-сером лице светили очень яркие, очень голубые, очень живые глаза. Они разительно не совпадали со всем обликом этого пожилого человека. Он засмеялся так странно, словно не он, а я говорил что-то несообразное. В отличие от молодых глаз, голос у него отвечал облику - старчески-тусклый.

- Не понимаете, верно, - подтвердил он. - И не один вы. Миллионы людей растерялись и запутались. Ибо произошла самая неожиданная, самая невероятная революция в нашей стране - не классовая, не промышленная, а философская. В самом материалистическом государстве мира воспрянул и победил идеализм.

Он остановился, ожидая возражений. Дебрев не менял своей напряженной позы.