Это мой дом   ::   Вигдорова Фрида Абрамовна

Федя повернулся к Гале, глянул в ее невеселые глаза, она не стала их отводить.

– Дайте!

Она молча протянула ему письмо.

* * *



Когда умирает дорогой человек, всегда, не жалея себя, вспоминаешь обо всем, в чем был перед ним виноват. И малая вина становится большой. Вспоминаешь все душевные слова, которые человеку нужны были при жизни, а ты почему-то на них поскупился. Почему, почему мы думаем об этом, когда потеря невозвратима? Зачем корим себя, когда уже ничего нельзя исправить?

Сказать, что Федя был в отчаянии, значит не сказать ничего. Чувство вины, которую он уже понял прежде, сейчас, когда искупить ее стало невозможно, страшной тяжестью сбило его с ног. Он закаменел в своем горе. Никогда, никогда больше… – вот что мучила его сильнее всего остального. Никогда он ее не увидит. Никогда не скажет ей, как любил ее, как тосковал в разлуке. Никогда она не узнает о его раскаянии, никогда, никогда, никогда.

Он сейчас, не раздумывая, перенес бы любые мучения, лишь бы вернуть то, что вернуть невозможно. Чего бы он не дал, чтобы вернуть хоть день, хоть час, когда он был рядом с матерью! Как бы дорожил он каждой минутой, добрым прикосновением, взглядом, как бы ловил каждое слово!..

Уж лучше бы он плакал, как Паня. Если я пробовал говорить с ним, он прижимал кулаки к глазам, мотал головой и только глухо стонал.

Опомнись Федя хоть на два месяца раньше, он еще успел бы повидаться с матерью. Он это понимал, и от этого горе его становилось еще горше.