Южнее главного удара   ::   Бакланов Григорий Яковлевич

Но, как бы она ни сложилась, какой бы короткой и трудной она ни была, он верил: пройдут войны, отшумят сражения и люди ещё позавидуют их судьбе. И все-таки он хотел взять артиллериста к себе в батарею. Для чего? Спасти? Уберечь? В этом сейчас не властен сам господь бог. Но среди того великого, что совершалось, не всегда было время, а главное — не у всякого было желание разобраться, какая смерть необходима, а какой могло бы и не быть: война! Без крови, как известно, война не бывает. Беличенко казалось, что он бы сумел разумней, чем Гуркин, использовать этого мальчика, который только ещё начинал жить. На батарее кирками долбили закаменевшую землю. Увидев комбата, подошёл Назаров, разгорячённый, в одной гимнастёрке — он вместе с бойцами рыл окопы, — весело откозырял. С тем чувством, с которым он только что думал о лейтенантах, Беличенко смотрел теперь на Назарова. Все чаще и чаще видел он в нем самого себя, только далёкого, предвоенного. В семнадцать лет он хотел бежать в Испанию, воевать с фашистами. Он был тогда комсоргом класса и произносил перед комсомольцами горячие речи, и все его товарищи тоже хотели бежать в Испанию. Что ж, это неплохо, что так говорилось и думалось в юности. Сейчас, на четвёртом году войны, он уже не скажет, как, бывало, комсоргом: «Если родина потребует, мы умрём за родину». О таких вещах не говорят вслух. На фронте тысячи люден делают это. Но ему приятно смотреть на Назарова, словно подрос и стал с ним рядом младший брат.