JК
Киммерийское лето :: Слепухин Юрий Григорьевич
Страница: 445 из 530Тебя не шокирует жениться на дворничихе?
— В дворничихи — зачем? — спросил он оторопело.
— А иначе ведь не пропишут в Ленинграде, — объяснила Ника.
— Ну да, — возразил он, — чего это тебя не пропишут к мужу?
— Ох, верно, я и забыла, что ты будешь моим мужем. — Ника счастливо засмеялась. — Ужасно тебя люблю, Дима!
Он долго смотрел на нее, словно видя впервые. Каким простым, каким легким и радостным оказалось то, чего он так боялся! Боялся подсознательно, пряча свой страх и от самого себя, и от Ники, которая там, в Свердловском аэропорту (он ведь это видел), напрасно ждала, чтобы он повел себя как мужчина…
— Иди ко мне, — шепнул он, и она очутилась в его руках так же легко, и просто, и естественно, словно иначе и быть не могло, словно каждый из них жил до сих пор только ради этой минуты. Ника замерла, прижавшись лицом к его груди, как притаившаяся зверушка или ребенок, он чувствовал тепло ее легкого быстрого дыхания, и ему страшно было пошевелиться, чтобы не спугнуть счастье, прильнувшее к нему с такой доверчивой готовностью.
А Ника тоже боялась шевельнуться. Она испытывала сейчас нечто подобное тому, что уже испытала однажды в Коктебеле, когда он нес ее на руках и она вдруг почувствовала себя во власти какого-то нового, совершенно неведомого ей ощущения, непереносимого по своей остроте и напряженности.
— В дворничихи — зачем? — спросил он оторопело.
— А иначе ведь не пропишут в Ленинграде, — объяснила Ника.
— Ну да, — возразил он, — чего это тебя не пропишут к мужу?
— Ох, верно, я и забыла, что ты будешь моим мужем. — Ника счастливо засмеялась. — Ужасно тебя люблю, Дима!
Он долго смотрел на нее, словно видя впервые. Каким простым, каким легким и радостным оказалось то, чего он так боялся! Боялся подсознательно, пряча свой страх и от самого себя, и от Ники, которая там, в Свердловском аэропорту (он ведь это видел), напрасно ждала, чтобы он повел себя как мужчина…
— Иди ко мне, — шепнул он, и она очутилась в его руках так же легко, и просто, и естественно, словно иначе и быть не могло, словно каждый из них жил до сих пор только ради этой минуты. Ника замерла, прижавшись лицом к его груди, как притаившаяся зверушка или ребенок, он чувствовал тепло ее легкого быстрого дыхания, и ему страшно было пошевелиться, чтобы не спугнуть счастье, прильнувшее к нему с такой доверчивой готовностью.
А Ника тоже боялась шевельнуться. Она испытывала сейчас нечто подобное тому, что уже испытала однажды в Коктебеле, когда он нес ее на руках и она вдруг почувствовала себя во власти какого-то нового, совершенно неведомого ей ощущения, непереносимого по своей остроте и напряженности.