Котин доилец и Платонида   ::   Лесков Николай Семенович

Спускающаяся на землю вечерняя темень только пригоняла их к окну, из которого они глазели целые ночи на небо и определяли созвездия, или читали на память "Манфреда" и Козловского "Чернеца", или же, наконец, усевшись на порожке своей хаты, распевали дуэтом:

О человек! Вспомни свой век.

Взгляни ты на гробы,

Они вечны домы.

Неизвестно, докуда бы продолжалось такое сладкое и поэтическое житье нашей Макрины, если бы ее, как человека, не избравшего себе в срок никакого дозволенного законом рода жизни, не отдали "по разряду" в рекруты.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Три года Константин Пизонский пробыл дьячком полковой церкви и, наконец, по ходатайству матери, возвращен для ее прокормления. Но своей старухи Константин Пизонский, возвратясь домой, уже не застал на свете. Он пришел в Старый Город и явился к дяде-староверу Mapкелу Дееву, Маркел Семенович Деев допустил Пизонского к себе на глаза, выслушал все, что тот говорил ему, а потом позвал всех, кто у "его был в семье, и сказал племяннику:

- А ну-ка, повернись!

- Как, дядюшка? - спросил Пизонский.

- Так, боком повернись.

Тот повернулся.

- Ну, а теперь задом стань.

Пизонский и это исполнил.

- Хорош? - спросил Маркел Семеныч домашних.

Общий хохот, где громкий, где сдержанный, раздался из всех углов в ответ на это восклицание.