Крошка Цахес, по прозванию Циннобер   ::   Гофман Эрнст Теодор Амадей

Когда наконец они вступили в прохладную сень благоухающей рощи, когда

зашептали кусты, словно обмениваясь нетерпеливыми вздохами, когда вдалеке

зазвучали чудесные мелодии журчащих ручьев и пение лесных птиц пробудило

эхо в горах, — Бальтазар внезапно остановился, широко распростер руки,

словно собирался нежно обнять кусты и деревья, и воскликнул:

— О, теперь мне снова хорошо, несказанно хорошо!

Фабиан с некоторым замешательством поглядел на своего друга, словно

человек, который не понял, о чем идет речь, и не знает, как ему поступить.

Тут Бальтазар схватил его за руку и воскликнул, полон восторга:

— Не правда ли, брат, и твое сердце раскрылось и ты постигаешь

блаженную тайну лесного уединения?

— Я не совсем понимаю тебя, любезный брат, — отвечал Фабиан, — но ежели

ты полагаешь, что прогулка в лесу оказывает на тебя благотворное действие,

то я с таким мнением совершенно согласен. Разве я сам не охотник до

прогулок, особливо в доброй компании, когда можно вести разумную и

поучительную беседу? К примеру, истинное удовольствие гулять за городом с

нашим профессором Мошем Терпином. Он знает каждое растеньице, каждую

былинку и скажет, как она называется и к какому виду принадлежит, и притом

он рассуждает о ветре и о погоде…

— Остановись, — вскричал Бальтазар, — прошу тебя, остановись! Ты

упомянул о том, что могло бы привести меня в бешенство, если бы у меня не

было некоторого утешения. Манера профессора рассуждать о природе разрывает

мне сердце. Или, лучше сказать, меня охватывает зловещий ужас, словно я

вижу умалишенного, который в шутовском безумии мнит себя королем и

повелителем и ласкает сделанную им же самим соломенную куклу, воображая,

что обнимает свою царственную невесту.