Легенда о хрустальной маске   ::   Астуриас Мигель Анхель

Да, Нана-Дождеокая!

Едва наступил рассвет — выпуклые звезды и слабые отблески зари, — как Амбьястро принимался долбить полый ствол помарросы, стремясь передать движение — в этом ведь и заключается смысл ваяния, — движение ягуара, союзника света в смертельной схватке с ночью, змеей нескончаемой; и грохот оглашал окрестности, как это случалось всегда, когда он приступал к работе с появлением драгоценного камня утренней звезды.

Восславив утреннюю звезду, воздав хвалу миру, зазеленевшему, едва исчезали видения ночи (… никому не ведомы их пути, и они больше не вернутся…), он начинал собирать сухие деревянные щепки, и от искры, высеченной кремнем, рождался некто, уничтожавший самого себя столь быстро, что Амбьястро никак не удавалось запечатлеть его образ — образ попугая, танцующего в пламени. Разведя огонь, мастер принимался разогревать в глиняном сосуде влагу облаков и, ожидая, пока она закипит, беззаботно, всеми чувствами впитывал радостный мир, окружавший пещеру, где он обитал. Озера, долины, горы, вулканы очищали его зрение, и постепенно Амбьястро терял обоняние, опьяненный исходящим от теплой земли ароматом плодов, и осязание, ибо он жаждал все ощутить сполна, ни к чему не прикасаясь, слух же его воспринимал лишь биение росных часов.