JК
Любавины :: Шукшин Василий Макарович
Страница: 69 из 655Полные красивые губы ее задрожали – не то от обиды, не то от растерянности. Кузьме стало жалко ее.
– Правда, – сказал он. – Она правду говорит.
У Марьи сверкнули на глазах слезы. Она зажмурилась, качнула головой, стряхивая их.
– Вы что… зачем так?
– Ты у него спроси. Вчера меня целовал, а сегодня…
Кузьма твердо, спокойно, даже с каким-то удовольствием сказал:
– Врет она, Маша. Я не целовал ее. Она врет.
Клавдя прошла вперед, опустилась на колени перед божницей, размашисто перекрестилась.
– Истинный мой Христос. Гляди – крещусь.
– Честное слово, не было. Крестись. Не было – и все, – стоял на своем Кузьма.
Клавдя, не поднимаясь с колен, дотянулась до Марьи, обхватила ее ноги, прижалась лицом. Заплакала.
– Было, Манюшка, милая… Не отнимай его у меня, милая… Присохло к нему мое сердце… Изведусь я вся, господи! Руки на себя наложу!… – она плакала страшно – навзрыд, как по покойнику. У Кузьмы по спине пошел мороз.
Марья насилу подняла ее, посадила на кровать и разревелась сама.
– Да я-то… я-то знать ничего не знаю. Зачем вы меня-то, господи?… Отпустите вы меня отсюда…
Кузьма ничего не соображал, понимал только, что все это, наверно, скоро кончится. Он не слышал, как ушла Марья… Смотрел в окно. Очнулся, когда Клавдя тронула его. Она не плакала, смотрела серьезно и строго. Кузьма хотел выйти из горницы. Она загородила ему дорогу.
– Манька далеко уже. Не ходи.
– Я не за ней. Пусти.
– Правда, – сказал он. – Она правду говорит.
У Марьи сверкнули на глазах слезы. Она зажмурилась, качнула головой, стряхивая их.
– Вы что… зачем так?
– Ты у него спроси. Вчера меня целовал, а сегодня…
Кузьма твердо, спокойно, даже с каким-то удовольствием сказал:
– Врет она, Маша. Я не целовал ее. Она врет.
Клавдя прошла вперед, опустилась на колени перед божницей, размашисто перекрестилась.
– Истинный мой Христос. Гляди – крещусь.
– Честное слово, не было. Крестись. Не было – и все, – стоял на своем Кузьма.
Клавдя, не поднимаясь с колен, дотянулась до Марьи, обхватила ее ноги, прижалась лицом. Заплакала.
– Было, Манюшка, милая… Не отнимай его у меня, милая… Присохло к нему мое сердце… Изведусь я вся, господи! Руки на себя наложу!… – она плакала страшно – навзрыд, как по покойнику. У Кузьмы по спине пошел мороз.
Марья насилу подняла ее, посадила на кровать и разревелась сама.
– Да я-то… я-то знать ничего не знаю. Зачем вы меня-то, господи?… Отпустите вы меня отсюда…
Кузьма ничего не соображал, понимал только, что все это, наверно, скоро кончится. Он не слышал, как ушла Марья… Смотрел в окно. Очнулся, когда Клавдя тронула его. Она не плакала, смотрела серьезно и строго. Кузьма хотел выйти из горницы. Она загородила ему дорогу.
– Манька далеко уже. Не ходи.
– Я не за ней. Пусти.