Марфа-посадница   ::   Балашов Дмитрий Михайлович

Василек, наконец-то уразумев страшную правду того, что происходит, с криком: «Баба, баба!» — кинулся к Марфе в колени и вцепился ручонками в подол, тыкаясь головой, лицом, расширенными от ужаса побелевшими глазами.

— Ну! Борецкой ты или кто?! — сорвавшись, крикнула Марфа, оторвала жалкие ручонки, встряхнула:

— Гордости нет! Ступай!

И москвич, пятясь задом, уволакивая ребенка, взглянувши в глаза ей, вдруг задрожал и невесть с чего проворно захлопнул за собой дверь.

Оставшись одна, она еще помедлила, потом обвела очами чужое уже жило, поклонилась ему в пояс, перекрестившись на большой образ новгородского сурового Спаса в углу, и сказала негромко в пустоту, и это было последнее, что она вообще сказала перед тем, как навсегда оставить Новгород:

— Исполать тебе царь Иван Васильевич! Бабу одолел и дитя малое…



ЭПИЛОГ

Aвстигней, бывший Марфин, а теперь государев крестьянин, что когда-то мальчонкой на ее дворе драчливо собирался в ушкуйники, а теперь стал степенным молодым мужиком, со светлою округлою бородой, вышел за порог низкой, сложенной из морского плавника избы, справил малую нужду и остоялся. Тянуло с моря. Ветер предвещал ростепель. Еще не рассветливало.

Ночь надвинулась на землю. Во тьме волны глухо и тяжело накатывали на ледяные камни. Он потянул носом холодную сырь — к погодью! Первые годы не знали, как выжить. Отца схоронили через лето. Пробовали пахать вымерзало. Проклинали холодную неродимую землю, а теперь приспособились, и уже казалось не страшно, хоть и тонут здесь по осеням немало. Тянули сети, добывали дорогую рыбу — семгу.