Страница:
268 из 465
Там, где над тумбою заколовертило, синий околыш с бородкой, тороченной снегом, – по грудь отмелькал; николаев-ку ветер трепал напрохват; перебором трезвонили шпоры; и тяпнула, лед оцарапавши, сабля.
И голос, – простуженный, лающий, – тяпнул.
– На мерзости мерзости едут!
Околышем красным проткнулось другое лицо:
– Успокойтесь!
– Я – с кем? С негодяем, которого бьют? Или я – с негодяем, который бьет? Все перепуталось!
Кипнем кипит, дрожит, дышит, визжит, извивается; и – угоняется; выскочил карий карниз, от которого ломкий хрусталь ледорогих сосулек повесился с низкого и черно-серого неба, где галка летела: к трубе.
Пшевжепанский под треск снеголома бежал; вон рукав, раздуваемый в ветер крылом от шинели, которую в бурю с плеча развернул Сослепецкий, худой, точно шест.
– Что, – сюрпризами встретила Ставка? – дразнился пан Ян. – Дураков генералы ломают?
– Сумели запутать: и – тут! Знать, не знают, что, собственно, есть Домардэн…
– А вы знаете?
– Я?
И тут город, как в облаке всплыл.
Пшевжепанский руками разъехался – в бурю:
– Допустим же, что Домардэн есть германский шпион.
– Коли так?
– Он – судим.
Сослепецкий ускорил свой шаг:
– Оказался же – американским шпионом.
– И это вам все перепутывает?
Ветер сваливал.
– Все же уверенность – есть.
– Вопрос совести: недоказуемый…
Молодцеватый квартальный, хрустя, канул в дым.
|< Пред. 266 267 268 269 270 След. >|