Месяц в Дахау   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

Ползет, ползет бесконечный московский пригород. Лощеный Риббентроп еще в 1958 назвал в шутку (хороша шутка) Москву разросшейся опухолью, доброкачественность которой весьма проблематична. Хрущев непонимающе улыбался. Боже, Боже, что стало с моим родным городом? И почему именно мне довелось видеть это страшное перерождение? Господи, как все гнусно, тяжело, как стыдно Хотя Берлин, признаться, тоже далек от гармонии: гигантизм Купельсберга, безвкусные титаны Арно Брекера, пошлейший Фонтан Победы, турецкое дерьмо на мостовых Кройцберга. Увы, двадцатый век в целом антиэстетичен. Я понимаю это, но понять почему - не могу, не хочу, не желаю! Чай принесла. Въехали в лес. Сразу легче на душе, легче дышать и думать. Лучше жить с деревьями. Только природа способна по-настоящему успокоить. Устал. Год чудовищный. Жизнь дана не для счастья, как писал умирающий Лесков. Но и не для страданий, как убедительно доказал Кальтенбруннер. Спать.

3.5.1990. Неожиданное пробуждение в Бресте. Отвратительная, мерзкая традиция. Из теплой мешанины сна вытащили в таможню. Когда голый лежал на облитом мочой бетонном полу (все здесь мочатся от страха), синеносый лейтенант-белорус гудел, что мое разрешение не освобождает меня от досмотра. Основательно заглянул во все места. Тупое быдло с ментальностью свиньи. Судя по носу и прыщам - любитель самогона, сала и толченой картошки. Несчастное создание. В России все несчастны -- и палачи, и жертвы. Господи, прости нас всех. И помилуй.