Моя Антония   ::   Кэсер Уилла

Я ушел далеко за северную окраину города, на пастбища, где земля была такая бугристая, что ее так и не вспахали, и высокая жесткая красная трава, как в былые дни, росла здесь в лощинах и на пригорках. Тут я снова почувствовал себя дома. Над головой у меня яркое, чистое, твердое, будто эмаль, небо сияло непередаваемой синевой осени. К югу виднелись серовато-коричневые речные обрывы, казавшиеся когда-то такими крутыми, а вокруг тянулись высохшие кукурузные поля знакомого бледно-золотистого цвета. По пригоркам носило ветром перекати-поле, и у проволочных изгородей, где оно скапливалось, вырастали целые баррикады. По краям протоптанных скотом тропок отцветал золотарник, и в его серых бархатистых метелках, нагретых солнцем, поблескивали золотые нити. Я сбросил с себя то странное уныние, которое обычно навевают маленькие городки, и погрузился в приятные размышления: думал о том, как буду ездить с сыновьями Кузака на болота и в заброшенные районы северной Небраски. Кузаков много, и спутников для таких развлечений на мой век хватит. А когда мальчики вырастут, останется ведь сам Кузак! С ним неплохо будет погулять вечером по городским улицам.

Я бродил по одичавшим пастбищам, и вдруг мне повезло - я наткнулся на остатки той дороги, которая когда-то вела из Черного Ястреба на север, к ферме дедушки, к дому Шимердов и дальше к норвежскому поселению.