Московский полет   ::   Тополь Эдуард

— Кто смотрит?

— Романов, дубина! Романов сейчас лично смотрит материал нашей картины!

— Откуда ты знаешь? — не поверил я. Романов, первый секретарь Ленинградского обкома партии, был знаменит своей ортодоксальной партийной консервативностью. Я бы сказал, что он был Лигачевым эпохи Брежнева.

— Знаю, — сказал Костя. — У меня свои источники информации.

— Но что он может понять? — сказал я. — Ведь фильм еще не смонтирован, без звука!

— То, что им нужно — они понимают. Мы с тобой через сорок минут вылетаем в Питер.

Питером, то есть Петербургом, Костя всегда называл Ленинград — как многие казненные ленинградцы.

— Я никуда не полечу, я должен доснять эпизод. А потом пусть они меня хоть сажают!

— Ты не успеешь доснять эпизод.

— Почему? У нас есть пленка и допуск на завод.

— Семь минут назад свердловское КГБ получило телефонограмму из ленинградского ГБ изъять у нас всю отснятую пленку и выгнать нас с завода. Они будут здесь, через несколько минут. Скажи оператору, пусть разрядит камеры и сунет туда эти кассеты, — и Костя протянул мне сумку с принесенными им кассетами.

— А что это за пленка? — спросил я, даже не усомнившись в точности его сведений. Я знал, что в каждом городе, где мы снимали, Костя первым дедом кадрил местных телефонисток. Таким образом, вся киногруппа и особенно падкие на любую юбку осветители и ассистенты оператора меньше рисковали прихватить триппер, а Костя Зайко получал бесперебойную связь с Ленинградом.