Москва слезам не верит   ::   Мордовцев Даниил Лукич

Потом, распуская по ветру седые космы, вопила:

— Сколько волос на мне ноне и сколько смолоду было их, столько я, простоволосая, смертей напущаю на них! Все жабы, и нетопыри, и совы, все гады ползучие, все звери прыскучие, все утопленники, все удавленники, все опойцы, все мертвецы, што зарыты в сыру землю без креста и савану, без попа и ладану, все на них идите, трясавицы и люту смерть несите!

Это беснованье ужасом поразило хлыновцев.

— Звони на вече! — кричал Оникиев. — На вече, православные!

Все повалило к земской избе. Впереди шагал Микита-кузнец, держа на вилах сухой костяк кобыльей головы...

— Кобылья голова! Ночесь тута была, ночью, что придет, в стан московской скачи, смерть проклятым мечи! — орал он свои бессмысленные заклинания.

На вече воевода Оникиев, встав на возвышение и поклонившись, сказал:

— Отцы и братие, почестные вечники! Сдавать ли город без бою да бить ли челом князю-супостату али биться мертвым боем?

Медлить было некогда, время не ждало, и вопросы бросались в толпу короткие, как бросается камень в воду.

— Биться мертвым боем до исхода души! — кричали одни.

— «Посулами» и «поминками» дьяволов уломать! — говорили другие.

— Биться!.. Не пущать на вороп идолов!

— Воду кипятить! Смолу топить!

— Плетни шестами разметывать!

— Бересту водой поливать!

Пока шло вече, все женское население Хлынова молилось по церквам. Женщинам справедливо казалось, что настал для их родного города «страшный суд».