Мотя   ::   Городецкий Сергей

А Конон Иванович, помимо контрабаса,службу имеет, в сановные люди выходит. Что ж такое теперь сказать, чтоб поскорей перестал он сердиться? Янкелевич зажмурился на минуту, набрал воздуху и, выгибаясь, как кот у теплой печки, сказал:

- А Матильда Петровна - раскрасавица какая была сегодня, вы заметили, Конон Иванович?

- Мотя? Когда в канаве лежала, еще красивее была!

И Конон Иванович захохотал под контрабасом.

- Неужели это правда? - спросил Янкелевич, загораясь любопытством еще раз, в сотый или тысячный раз, услышать эту историю, известную всему городу и уж всем городом забытую, из уст если не очевидца, то человека во всяком случае очень осведомленного.

- Не притворяйтесь, Янкелевич. Вы отлично знаете, что это правда. Вам просто хочется послушать про женщину. Ну, слушайте: руки у нее были смуглые, полные, ноги как у козочки, и грудь прямо в небо глядела. Ну, лицо - и сами много раз видели: - лицо в высокой степени прекрасное. На контрабасе не сыграешь про него. Так и лежала в канаве, под забором сада.

- Так и лежала, как есть?

- Как мать родила.

- И как же это она в такое нескромное положение попала?

- Опять-таки, Янкелевич, вы знаете и это. Кутила с садовниками, с пятерыми, в такую же ночку, как сегодняшняя.

- С пятерыми?

- Отстаньте, Янкелевич, я там не был.

- Ну и зачем же они ее на улицу вынесли?

- Не вынесли, Янкелевич, а раскачали и перебросили через забор, как перестала надобиться. Вот и всё.