JК
На Быстрянке :: Брыль Янка
Страница: 88 из 109А тропка бежит по берегу Быстрянки туда же, куда недавно ушла и лодка.
"Где ты сейчас, о чем у вас разговор? - думает Люда. - Как я люблю тебя слушать! И сколько еще мне не слышать твоего милого, твоего взволнованного голоса? Когда же ты мне скажешь, что не во всем ты прав, что нельзя, нехорошо так вот бросить старого, больного отца, что трудно мне... Но мы договоримся, мы устроим так, что все будет хорошо. Только ты не спеши сердиться, не гляди на меня, как посмотрел, когда вы уезжали... И не говори только ничего Максиму. Может, потом..."
По обоим берегам речки камыш - густой и высокий, с золотистыми от последних лучей солнца метелками.
Над головой у путников только небо, а под ними - вода, уже укрытая вечерними тенями.
Толя сидит на носу чайки, на вооружении у него - длинный легкий шест да "ижевка" дядьки Антося, которая лежит на брезенте плащ-палатки, приятно поблескивая вороненой сталью стволов. Шестом он время от времени отталкивается, помогая течению, потом кладет его вдоль лодки и с загадочным и важным видом берет в руки ружье.
В камышовых зарослях щебечет и возится птичья мелюзга. Уток пока что нет, но ведь могут же они повстречаться. Дважды подымалась над рекой, не подпуская на выстрел, должно быть, все одна и та же хитрая цапля. На что она Толе и Максиму - неизвестно, но первый выстрел им совершенно необходим.
Там, где из-за поворота открывается вдруг широкий плес, заманчивая глубина, Толя кладет ружье и берется за шест.
"Где ты сейчас, о чем у вас разговор? - думает Люда. - Как я люблю тебя слушать! И сколько еще мне не слышать твоего милого, твоего взволнованного голоса? Когда же ты мне скажешь, что не во всем ты прав, что нельзя, нехорошо так вот бросить старого, больного отца, что трудно мне... Но мы договоримся, мы устроим так, что все будет хорошо. Только ты не спеши сердиться, не гляди на меня, как посмотрел, когда вы уезжали... И не говори только ничего Максиму. Может, потом..."
По обоим берегам речки камыш - густой и высокий, с золотистыми от последних лучей солнца метелками.
Над головой у путников только небо, а под ними - вода, уже укрытая вечерними тенями.
Толя сидит на носу чайки, на вооружении у него - длинный легкий шест да "ижевка" дядьки Антося, которая лежит на брезенте плащ-палатки, приятно поблескивая вороненой сталью стволов. Шестом он время от времени отталкивается, помогая течению, потом кладет его вдоль лодки и с загадочным и важным видом берет в руки ружье.
В камышовых зарослях щебечет и возится птичья мелюзга. Уток пока что нет, но ведь могут же они повстречаться. Дважды подымалась над рекой, не подпуская на выстрел, должно быть, все одна и та же хитрая цапля. На что она Толе и Максиму - неизвестно, но первый выстрел им совершенно необходим.
Там, где из-за поворота открывается вдруг широкий плес, заманчивая глубина, Толя кладет ружье и берется за шест.