Тревожный август   ::   Хруцкий Эдуард Анатольевич

— Простите, кто?

— Да, Наполеон, — взволнованно сказала девушка, — печать такая. Наполеон в треуголке, руки скрестил на груди, и ниже кружок, на нем инициалы выгравированы. Печать. Сережа рассказывал, что в 1812 году, когда французы бежали из Москвы, ее забыли, а прапрадед его нашел эту печать.

— А из чего сделан этот Наполеон?

— Сережа говорил — из серебра.

— Теперь вот о чем расскажите. Вы жили рядом с Ивановскими, считались у них в доме почти родной. Правильно я говорю?

— Да.

— Так вот, не заметили ли вы чего-нибудь необычного в поведении Дмитрия Максимовича за последнее время?

— Нет, ничего особенного.

— Тогда постарайтесь вспомнить другое: перед отъездом Дмитрия Максимовича из Москвы в ноябре прошлого года вы у них не встречали посторонних?

— Видите ли, — Алла помолчала секунду. — Дмитрий Максимович никуда не уезжал. В ноябре заболела Мария Дмитриевна, и я ухаживала за ней.

— Как никуда не уезжал, — удивился Данилов, — а вы ничего не путаете?

— Да, точно, я говорю правду… Поверьте мне… — Нестерова заволновалась.

— Да вы успокойтесь, я вам верю. Тут неразбериха одна получилась. Вы уж помогите нам выяснить.

— Числа пятнадцатого ноября, — медленно, видимо стараясь ничего не упустить, начала рассказывать Алла, — да, по-моему, пятнадцатого, Дмитрий Максимович и его помощник Георгий Васильевич…

— Попов?

— Да, Попов, привезли домой тяжелый ящик. Привезли втроем.