На ножах   ::   Лесков Николай Семенович

Глафира сначала не сразу поняла эти слова, а потом, несмотря на свою несмутимость, покраснела. Она презирала в эти минуты Ропшина, как никого другого в жизни. Он был противен ей по воспоминаниям в прошедшем, по ощущениям в настоящем и по предчувствиям в будущем. Несмотря на то, что теперь не было времени для размышлений философского свойства, Глафире вдруг припомнились все люди, на которых она в помыслах своих глядела как на мужчин, и она не могла представить себе ничего презреннее этого белобрысого Ропшина... Висленев и тот являлся в сравнении с ним чуть не гением совершенства; в бедном Жозефе все-таки была непосредственная доброта, незлобие, детство и забавность. И между тем Глафира поздно заметила, что он, этот Ропшин, именно неодолим: это сознание низошло к ней, когда надо смириться под рукой этого ничтожества.

- Ропшин! - воскликнула она, - смысл вашей гнусной речи тот, что вы хотели бы на мне жениться?

- Да.

- Вы безумный!

- Не знаю почему.

- Почему? Вы презренное, гадкое насекомое.

- Но я один, - отвечал, пожав плечами, Ропшин, - одно это насекомое может вас спасти. Оглянитесь вокруг себя, - заговорил он, делая шаг ближе, что повсюду наделано: Висленев во всем признается; он скажет, что вы и Горданов научили его убить вашего мужа.

- Этому нет доказательств!

- Как знать? завещание подписано вчера, и сегодня убийство... Низость всеобщая вокруг, недоверие и шпионство; забегательство вперед одного пред другим во очищение себя. Горданов доносит, вы доносите, Висленев доносит, Лариса доносит...