JК
Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек :: Качановский Алоиз
Страница: 174 из 198Твоего отсутствия Густав не заметил и на этот раз, онбыл упоен собственным творчеством, как токующий глухарь. Вот мой сценарий, Монти. Пока!
Вместе с Майкой Франк исчезает за дверью, остаемся я, Пумс и Ванда.
16
— Я никогда в это не поверю! — заявляет Пумс решительно. Хватает стоящую на столе четвертинку и выпивает остатки водки.
Очевидно, выступление Франка произвело определенный эффект.
— Монти, какая была концовка? — тихо спрашивает Ванда.
— Не знаю, — признаюсь я, — я уснул.
— Уснул?
— Я пил несколько предыдущих ночей подряд и страшно устал, а повесть была безнадежна. Я уснул именно тогда, когда Густав приближался к концовке. Разбудила меня сигарета. Я держал в руке сигарету, которая догорела до конца и обожгла мне палец — вот, посмотри!
Показываю Ванде средний палец правой руки и с огорчением замечаю, что след от ожога прошел, палец чистый, как слеза. Ванда кивает головой и воздерживается от комментариев. Не верит мне, это ясно. Пумс внимательно наблюдает эту сцену и, очевидно, тоже борется с подозрением. Интересно, поверит ли она, что я убийца. Мне бы хотелось, чтобы не поверила. Не очень мне это поможет, но все-таки. Пока хоть кто-нибудь будет убежден в моей непричастности к убийству, мне хватит сил отпираться от этих двух трупов до последнего дыхания. Франк был прав — это лучший способ обороны.
Пумс морщит лобик в чрезмерном умственном напряжении и неожиданно светлеет.
Вместе с Майкой Франк исчезает за дверью, остаемся я, Пумс и Ванда.
16
— Я никогда в это не поверю! — заявляет Пумс решительно. Хватает стоящую на столе четвертинку и выпивает остатки водки.
Очевидно, выступление Франка произвело определенный эффект.
— Монти, какая была концовка? — тихо спрашивает Ванда.
— Не знаю, — признаюсь я, — я уснул.
— Уснул?
— Я пил несколько предыдущих ночей подряд и страшно устал, а повесть была безнадежна. Я уснул именно тогда, когда Густав приближался к концовке. Разбудила меня сигарета. Я держал в руке сигарету, которая догорела до конца и обожгла мне палец — вот, посмотри!
Показываю Ванде средний палец правой руки и с огорчением замечаю, что след от ожога прошел, палец чистый, как слеза. Ванда кивает головой и воздерживается от комментариев. Не верит мне, это ясно. Пумс внимательно наблюдает эту сцену и, очевидно, тоже борется с подозрением. Интересно, поверит ли она, что я убийца. Мне бы хотелось, чтобы не поверила. Не очень мне это поможет, но все-таки. Пока хоть кто-нибудь будет убежден в моей непричастности к убийству, мне хватит сил отпираться от этих двух трупов до последнего дыхания. Франк был прав — это лучший способ обороны.
Пумс морщит лобик в чрезмерном умственном напряжении и неожиданно светлеет.