Настя   ::   Сорокин Владимир Георгиевич

- Ариша, ты готовишься? - спросила Румянцева, разглядывая отрезанный Настин палец. - Надоело ждать, - отодвинула пустую тарелку Арина. - Всех подруг уж зажарили, а я все жду. Таню Бокшееву, Адель Нащекину, теперь вот Настеньку. - Потерпи, персик мой. И тебя съедим. - Вы, Арина Дмитревна, будете очень вкусны, уверен! - подмигнул Лев Ильич. - С жирком, нагульным, а как же! - засмеялся, теребя ей ухо Мамут. - Зажарим, как поросеночка, - улыбался Саблин. - В октябре-то под водочку под рябиновую как захрустит наша Аринушка - у-у-у! - Волнуетесь, поди? - грыз сустав Румянцев. - Ну:- мечтательно закатила она глаза и повела пухлым плечом, - немного. Очень уж необычно! - Еще бы! - С другой стороны - многих жарят. Но я: не могу представить как я в печи буду лежать. - Трудно вообразить? - Ага! - усмехнулась Арина. - Это же так больно! - Очень больно, - серьезно кивнул отец Андрей. - Ужасно больно, - гладил ее пунцовую щеку Мамут. - Так больно, что сойдешь с ума перед тем как умереть. - Не знаю, - пожала плечами она. - Я иногда свечку зажгу, поднесу палец, чтоб себя испытать, глаза зажмурю и решаю про себя - вытерплю до десяти, а как начну считать - раз, два, три, - и не могу больше! Больно очень! А в печи? Как же я там? - В печи! - усмехнулся Мамут, перча новый кусок. - Там не пальчик, а вся ты голенькая лежать будешь. И не над свечкой за семишник, а на углях раскаленных. Жар там лютый, адский. Арина на минуту задумалась, чертя ногтем по скатерти: - Александра Владимировна, а Настя сильно кричала? - Очень, - медленно и красиво ела Саблина. - Билась до последнего, - закурил папиросу Саблин.