Непобежденные   ::   Фолкнер Уильям

Пуля прошла у локтя, через мякоть левой, ревматической руки, потому дядя Бак и ругался так, говоря, что ревматизма самого уж по себе довольно и пули самой по себе достаточно, а уж оба удовольствия сразу -- это для любого чересчур. А Ринго сказал в утешение, что спасибо еще пуля не угодила в здоровую руку, тогда б и ложку поднести ко рту было нечем, -- и дядя Бак лежа нашарил позади себя чурку, и хорошо, что Ринго увернулся. Мы разрезали рукав, остановили кровь, и дядя Бак велел мне отрезать от подола его рубашки длинную полоску, мы намочили ее в соленом кипятке, Ринго подал дяде Баку его ореховую палку, и, упершись ею, сидя и вовсю ругаясь, дядя Бак держал левую руку правой, пока мы по его приказу протаскивали эту полосу ткани туда и назад через сквозную пулевую дырку. Ух и ругался дядя Бак, а вид у него был немножко как у бабушки, как у всех старых людей, когда им больно, -- глазами яростно мигает, бородой трясет, а пятки и палку упер, воткнул в землю -- и точно палка так сдружилась с ним за долгие года, что и ей, вздрагивающей, тоже больно от протаскивания и от соли.

Я подумал было, что тот черный и есть Грамби (как раньше подумал на Сноупса). Но дядя Бак сказал, что нет, чернобородый не Грамби. Было уже утро; спали мы недолго, потому что дядя Бак спать не ложился; но мы еще не знали, что это рука не дает ему, -- он нам запретил и заикаться про то, чтоб отвезти его домой. Мы опять заикнулись, позавтракав, но он и слушать не захотел: сел уже на мула, рука подвешена, подвязана к груди, и между рукой и грудью заткнут пистолет, чтоб без задержки выхватить.