Неумолимая жизнь Барабанова   ::   Ефремов Андрей

Собственные побуждения Кафтанова касались в основном гигиенической сферы, но он забывал и пить и есть, когда рядом с ним работало чье-то воображение. Несомненно – в Кафтанове пропадал политик.

– Какими странными путями приходят к нам люди, – проговорил Ксаверий Борисович, не отводя разогретого взгляда. – Вы и Кнопф – казалось бы, что общего? А вот поди ж ты! Я вижу, вы кое-что поняли в наших детях…

– Чертовщина! – сказал я с нерасчетливой откровенностью. – Я видел… мне почудилось… да этого не может быть! – О как я хотел в ту минуту, чтобы всемогущий Ксаверий отменил все мои пророческие видения. Но директор в ответ на мой лепет лишь тонко улыбнулся.

– Я очень рад, – сказал он, когда мы вернулись в кабинет, наполненный звуками падающей воды. – Вы поняли многое, и мне придется объяснять лишь то, что нельзя увидеть. Только чего же вы испугались, Александр Васильевич? Неужели того, что эти дети составляют пятнадцать пар и что их взаимное влечение несомненно?

– Они дети, – проговорил я назидательно и, честное слово, сам собою залюбовался. – Есть пределы, и преступать их… – Ксаверия, по моему, тоже проняло.

– Бог ты мой, – сказал Кафтанов. – Кнопф меня предупреждал, но я не думал, что это случается… с таким чувством. Впрочем, понимаю, избыток воображения, с ним запросто не сладишь. Вы увидели многое, но не успели понять, где кончается сделанное нами и где начинается придуманное вами.