JК
Ничего, кроме настоящего :: Голяк Андрей
Страница: 355 из 380Я прикинул – это раза в два превышало мой гонорар за целый вечер работы. Я молча сгрёб "парнас"12 в карман и кивнул головой.
Тело побрело к столику, а я запел:
В плавнях шорох, и легавая застыла чутко…13
Половины слов я не помнил, и заменил их по ходу жутчайшей отсебятиной. Впрочем, никто этого не заметил – народ был в кондиции.
На "Уток" отреагировали живо – хлопали, топали, орали: "Давай ещё чё-нибудь!" Тогда я пошёл по Розенбауму – "Белым полем дым",
"Гоп-стоп", "Вальс-бостон"… И снова ко мне подползло тело и, сунув мне в руку горсть мятых кредиток, потребовало:
– "Утки" давай!
"Утки", так "Утки". Я снова спел "Уток". И пошёл в зал. Идти за столик, где меня ждала Марина, не хотелось. Я вышел на улицу в густой осенний туман. С наслаждением втянув в себя сырую прохладу, я закурил. Приятно было вот так стоять, подрагивая, и чувствовать на лице холодные капельки дождя. Осень брала своё.
– Убегаешь? Боишься? – мне на плечо легла узкая ладонь.
Я обернулся и посмотрел Марине в глаза:
– Боюсь. Ни к чему мне эти игры. Найди себе противника поинтересней.
– А-а-а! Понимаю! – она взяла мою руку и постучала ногтем по обручальному кольцу, – мы приверженцы патриархальных семейных радостей.
Я отнял руку и пошёл в зал. Ко мне подбежала дама бальзаковского возраста, увешанная драгоценностями, и зачастила:
– Хороший мой, а спойте что-нибудь лирическое, чтобы за душу брало. Романсик, или что-то в этом роде.
Тело побрело к столику, а я запел:
В плавнях шорох, и легавая застыла чутко…13
Половины слов я не помнил, и заменил их по ходу жутчайшей отсебятиной. Впрочем, никто этого не заметил – народ был в кондиции.
На "Уток" отреагировали живо – хлопали, топали, орали: "Давай ещё чё-нибудь!" Тогда я пошёл по Розенбауму – "Белым полем дым",
"Гоп-стоп", "Вальс-бостон"… И снова ко мне подползло тело и, сунув мне в руку горсть мятых кредиток, потребовало:
– "Утки" давай!
"Утки", так "Утки". Я снова спел "Уток". И пошёл в зал. Идти за столик, где меня ждала Марина, не хотелось. Я вышел на улицу в густой осенний туман. С наслаждением втянув в себя сырую прохладу, я закурил. Приятно было вот так стоять, подрагивая, и чувствовать на лице холодные капельки дождя. Осень брала своё.
– Убегаешь? Боишься? – мне на плечо легла узкая ладонь.
Я обернулся и посмотрел Марине в глаза:
– Боюсь. Ни к чему мне эти игры. Найди себе противника поинтересней.
– А-а-а! Понимаю! – она взяла мою руку и постучала ногтем по обручальному кольцу, – мы приверженцы патриархальных семейных радостей.
Я отнял руку и пошёл в зал. Ко мне подбежала дама бальзаковского возраста, увешанная драгоценностями, и зачастила:
– Хороший мой, а спойте что-нибудь лирическое, чтобы за душу брало. Романсик, или что-то в этом роде.