Обойденные   ::   Лесков Николай Семенович

- Страшный был такой!

- Помню я его - араб, весь оливковый, нос, глаза... весь страсть неистовая! Точно, что чудо как был интересен. Она и с арабами, ведь, кажется, кочевала. Кажется, так? Ее там встретил один мой знакомый путешественник - давно это, уж лет двадцать. У какого-то шейха, говорят, была любовницею, что ли.

- Да, да, да; и им-то, и этим шейхом-то даже как ребенком управляла! подсказывала, все более оживляясь и двигаясь на кресле, Серафима Григорьевна.

- Или княжна Агриппина Лукинишна! - произнесла она через минуту, смотря пристально в глаза Стугиной.

- Княжна Содомская, как называл ее дядя Леон,- проронила в видах пояснения Стугина.- Не люблю ее.

- За что, княгиня?

- Так, уж чересчур как-то она... специалистка была великая.

- Ну, не говорите этого, душечка княгиня; в Сибири она себя вела, может быть, как никто.

- Что же это именно? Что за мужем в ссылку-то пошла? Очень великое дело.

- Нет-с, мало что пошла, а как жила? Что вынесла?

- Я думаю, ничуть не больше других.

- Сама белье ему стирала, сама щи варила, в юрте какой-то жила...

- Ну, и что ж тут такого? Что ж тут такого удивительного?

- Да вон кузен Gregoire - вы знаете, ведь его после амнистии тоже возвратили.

- Слышала.

- Говорит, что все они - эти несчастные декабристы, которые были вместе, иначе ее и не звали, как матерью; идем, говорит, бывало, на работу из казармы - зимою, в поле темно еще, а она сидит на снежку с корзиной и лепешки нам раздает - всякому по лепешке.