Офицеры и джентльмены   ::   Во Ивлин

— А почему это вдруг тебе потребовалось разговаривать с ним о гомосексуалистах? Уж не думаешь ли ты, что он является таковым?

— Нет, не думаю. Но, по-моему, все вы, Краучбеки, слишком уж породистые и слишком бесполые.

— Это вовсе не одно и то же. Вспомни хотя бы Тулуз-Лотрека.

— О черт. Гай! Ты стараешься избежать моих «видов» на тебя. Вы — вымирающий род. Даже сын Анджелы, и тот, как мне сказали, намерен стать монахом. Почему вы, Краучбеки, так мало…? — Она снова употребила нецензурное по тем временам слово, вовсе не желая при этом обидеть Гая.

— О других я сказать ничего не могу. А что касается меня, то у меня эта функция организма ассоциируется с любовью. А я уже больше не люблю.

— Даже и меня?

— Даже и тебя, Вирджиния. Тебе пора бы понять это.

— Понять это довольно трудно, если совсем недавно меня добивалось столько людей. А что ты скажешь о себе, Гай, в тот вечер в «Клэридже», помнишь?

— Это была не любовь, — ответил он. — Хочешь верь, хочешь нет, это была просто выходка алебардиста.

— Да. Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.

Вирджиния сидела около кровати Гая, лицом к нему. Между ними лежал плетеный настольный поднос, на котором они играли в пикет. Неожиданно она сунула свою нежную, ласковую, ищущую руку под одеяло. Гай инстинктивно отстранился. Боль в ноге от этого резкого движения вызвала на его лице неодобрительную гримасу.

— Нет, — сказала Вирджиния, — ты не хочешь.

— Извини.

— Женщине не очень-то приятно, когда на нее бросают такой злой взгляд.