Страница:
40 из 159
Поручик рывком выдвинул ящик письменного стола и, подбежав к юноше, ткнул ему в нос какими-то бумагами:
— Вот! Знакомы? В девятой роте… Носил? Читал?! Читал, спрашиваю я?!! — заорал он. — Ты знаешь, мальчишка, что не сегодня-завтра будет приказ за пропаганду — петля?!
Николай Ребров вдруг почувствовал, как от его головы отхлынула вся кровь, он пошатнулся. Скрипнула дверь. Поручик запахнул полы шинели. В щель раздалось мышиное:
— Пожальста не кричить… Козяйн не любит… Тихо! — и дверь захлопнулась.
Поручик что-то промычал, потом вынес из-за ширмы четверть вина, подал в руки юноше стакан:
— Держи, пей.
— Я, господин поручик, не пью…
— Что? — Он выпил сам, поставил четверть в угол и накрыл горлышко, как шапкой, опрокинутым стаканом. — Скажи, умоляю тебя… Не бойся… По чистой совести… Клянусь… Ну, как настроение наших солдат? Ведь мы же, в сущности, ни черта не знаем. Так, хвостики. Что они говорят, что думают? Нет ли заговора против господ офицеров? Одному нашему едва не перешибли ногу. Слыхал? В окно генерала хватили кирпичом… Что же это? А? — поручик говорил быстро, задыхаясь и встряхивая головой, кисти рук играли то запахивая, то распахивая полы залитой вином шинели. — Говори, говори, не бойся… Умоляю… Что? Что?
Николай Ребров молчал. Губы его дрожали, и сквозь нежданные слезы дрожало все. Но он все-таки разглядел болезненно-скорбное выражение лица поручика, он почувствовал резкую смену его настроений, раздражительность и нервность.
|< Пред. 38 39 40 41 42 След. >|