Пелагея   ::   Абрамов Федор Александрович

Хотелось везде ухватить кусок радости-и у тетки, и па улице, где уже начали появляться первые пьяные.

- Ты ведь уже не маленькая сломя-то голову летать, - заметила ей Анисья, когда та-в который уже раз за вечер! - вбежала в избу.

- А, ладно! - Алька вприпрыжку, козой перемахнула избу, вонзилась в раскрытое настежь окошко. Самое любимое это у нее занятие-оседлать подоконник да глазеть по сторонам.

Вдруг Алька резко подалась вперед, вся вытянулась.

- Тетка, тетка, эвон-то!

- Чего еще высмотрела?

- Да иди ты, иди скорей! - Алька захохотала, заерзала на табуретке.

Анисья, наставлявшая самовар у печи, за занавеской, подошла к ней сзади, вытянула шею.

- А, вон там кто, - сказала она. - Подружки.

Подружками в деревне называли Маню-большую и Маню-маленькую. Две старухи бобылки. Одна медведица, под потолок, - это Маня-маленькая. А другая-ветошная, рвань-старушонка, да, как говорится, себе на уме.

Потому _и прозвище-большая. К примеру, пенсия. Дождется Маня-большая этого праздника-сперва закупит чаю, сахару, крупы, буханок десять хлеба, а потом уж пропивает что останется. А Маня-маленькая не так. Манямаленькая, как зубоскалили в деревне, жила одну неделю в месяц - первую неделю после получки пенсии. Тут уж она развертывалась: и день, и ночь шлепала в своих кирзовых сапожищах по улице, да с песнями, от которых стекла лопались в рамах. А потом Мани-малснькой не видно и не слышно было три недели.