JК
Первые радости :: Федин Константин Александрович
Страница: 315 из 468А ты… замужняя женщина.
Витюша степенно одернулся, пощупал галстук.
— Ещё раз предлагаю домой. Охота мучиться ради Гамлета. Не мы, в самом деле, для Гамлета.
— Хорошо. Только, пожалуйста, принеси мне воды, — попросила Лиза, отклонившись на спинку дивана.
Он кашлянул, приложив кончики пальцев ко рту, произнёс с любезностью — к твоим услугам! — и в полном равновесии чувств пошёл в буфет.
Но, увидав капельдинера, раздумал, тронул усики, солидно сказал:
— Послушай, милейший: стакан воды!
29
В хмурые ветреные дни поздней осени Пастухов редко выходил. Он отыскал стряпуху, служившую долгое время его отцу, и с каким-то удовольствием старого байбака, обложившись книгами, воюя с героями своей незадавшейся пьесы, уминал лапшевники, пшённики, картофельники — немудрёные произведения русской кухни, для разнообразия изготовляя собственноручно турецкий кофе и глинтвейн. Как никогда, он прислушивался к настроениям одиночества, окрашенным полутонами неуловимого бледного колорита, словно картины французов конца века, которые он любил созерцать и которые вызывали в нём особую, грустную любовь к жизни.
В таком замкнутом, слегка разнеженном состоянии он вышел погулять незадолго до сумерек. Сухие от ночных заморозков мостовые были все ещё обильны летней пылью, и она крутилась жёлтыми конусами смерчей, подымаясь над домами, затягивая перспективы неприветной мутью.
Витюша степенно одернулся, пощупал галстук.
— Ещё раз предлагаю домой. Охота мучиться ради Гамлета. Не мы, в самом деле, для Гамлета.
— Хорошо. Только, пожалуйста, принеси мне воды, — попросила Лиза, отклонившись на спинку дивана.
Он кашлянул, приложив кончики пальцев ко рту, произнёс с любезностью — к твоим услугам! — и в полном равновесии чувств пошёл в буфет.
Но, увидав капельдинера, раздумал, тронул усики, солидно сказал:
— Послушай, милейший: стакан воды!
29
В хмурые ветреные дни поздней осени Пастухов редко выходил. Он отыскал стряпуху, служившую долгое время его отцу, и с каким-то удовольствием старого байбака, обложившись книгами, воюя с героями своей незадавшейся пьесы, уминал лапшевники, пшённики, картофельники — немудрёные произведения русской кухни, для разнообразия изготовляя собственноручно турецкий кофе и глинтвейн. Как никогда, он прислушивался к настроениям одиночества, окрашенным полутонами неуловимого бледного колорита, словно картины французов конца века, которые он любил созерцать и которые вызывали в нём особую, грустную любовь к жизни.
В таком замкнутом, слегка разнеженном состоянии он вышел погулять незадолго до сумерек. Сухие от ночных заморозков мостовые были все ещё обильны летней пылью, и она крутилась жёлтыми конусами смерчей, подымаясь над домами, затягивая перспективы неприветной мутью.