JК
Первые радости :: Федин Константин Александрович
Страница: 94 из 468Он взял его руку, сжимая её в своих жёстких бугорчатых пальцах.
— Брось, — сказал Кирилл, стараясь высвободить руку.
Рагозин не отпустил.
— Оставь. Я знаю, ты сильнее.
Рагозин продолжал сжимать крепкую, сопротивляющуюся кисть Кирилла, чувствуя, как уменьшается её стойкость, и улыбаясь.
— Ну, больно. Брось. Что ты хочешь?
Он вырвал руку, потряс её и размял пальцы.
— Время, — проговорил Рагозин, — время, дорогой мой, большое дело. Когда больно один день — одно. Больно сто дней — другое. Народ терпит. Ему не всё равно — девять или двадцать девять.
Он повернулся, не поднимаясь с земли, к костру и сказал громко:
— Ксана, вы бы погуляли.
Ксения Афанасьевна повела своих друзей к роднику, их перекличка и смех долго слышались, когда они скатывались в овраг по оползающей глине.
Наедине Рагозин спросил:
— Принёс?
Кирилл вытянул из брючного кармана свёрток прокламаций. Его разгладили и соединили с пачкой, которую Рагозин достал из корзины с посудой.
— Отсчитывай по десятку.
Листки тонкой розовой афишной бумаги складывались в четвёртку и прятались назад в корзину, под полотенце. Работа шла легко, беззвучно, и скоро последняя тетрадочка в пол-ладони величиной лежала на месте. Рагозин отставил корзину под куст и опять лёг.
— Прежние годы на такой маевочке всегда удавалось сходку провести, — сказал он. — Нынче живи улиткой — таскай на спине весь свой дом, и кухню, и этажерку.
— Брось, — сказал Кирилл, стараясь высвободить руку.
Рагозин не отпустил.
— Оставь. Я знаю, ты сильнее.
Рагозин продолжал сжимать крепкую, сопротивляющуюся кисть Кирилла, чувствуя, как уменьшается её стойкость, и улыбаясь.
— Ну, больно. Брось. Что ты хочешь?
Он вырвал руку, потряс её и размял пальцы.
— Время, — проговорил Рагозин, — время, дорогой мой, большое дело. Когда больно один день — одно. Больно сто дней — другое. Народ терпит. Ему не всё равно — девять или двадцать девять.
Он повернулся, не поднимаясь с земли, к костру и сказал громко:
— Ксана, вы бы погуляли.
Ксения Афанасьевна повела своих друзей к роднику, их перекличка и смех долго слышались, когда они скатывались в овраг по оползающей глине.
Наедине Рагозин спросил:
— Принёс?
Кирилл вытянул из брючного кармана свёрток прокламаций. Его разгладили и соединили с пачкой, которую Рагозин достал из корзины с посудой.
— Отсчитывай по десятку.
Листки тонкой розовой афишной бумаги складывались в четвёртку и прятались назад в корзину, под полотенце. Работа шла легко, беззвучно, и скоро последняя тетрадочка в пол-ладони величиной лежала на месте. Рагозин отставил корзину под куст и опять лёг.
— Прежние годы на такой маевочке всегда удавалось сходку провести, — сказал он. — Нынче живи улиткой — таскай на спине весь свой дом, и кухню, и этажерку.